Вечер вышел очень нудный. Вера Петровна нервничала. Платонов злился, и оба все время в разговоре старались дать понять студенту, что встретились совершенно случайно и очень этому обстоятельству удивляются. Студент веселился, пел идиотские куплеты и чувствовал себя душой общества.
-- Ну, а теперь спать, спать, спать! -- распорядился он. -- Завтра вам рано вставать, ни к чему утомляться. Я за вас перед дядечкой отвечаю.
Вера Петровна многозначительно пожала руку Платонова и ушла в сопровождении племянничка. Легкая тень скользнула около перил. Тихий голосок окликнул. Платонов быстро отвернулся и зашагал в свою каюту. "Теперь еще эта привяжется", -- подумал он про маленькую капитаншу. Выждав полчаса, он тихонько вышел на палубу и направился к трубе.
-- Вы? -- Я! Она уже ждала его, похорошевшая в туманном сумраке, закутанная в длинную темную вуаль.
-- Вера Петровна! Дорогая! Какой ужас!
-- Это ужасно! Это ужасно! -- зашептала она. -- Столько труда было уговорить мужа. Он не хотел, чтобы я ехала одна к Северяковым, ревнует к Мишке. Хотел ехать в июне, я притворилась больной... Вообще, так все было трудно, такая пытка... -- Слушайте, Вера, дорогая! Пойдем ко мне! У меня, право, безопаснее. Мы посидим тихо-тихо, не зажигая огня. Я только поцелую милые глазки, только послушаю ваш голос. Ведь я его столько месяцев слышал только во сне. Ваш голос! Разве можно его забыть! Вера! Скажи мне что-нибудь!
--- Э-те-те-те! -- вдруг запел над ними хрипловатый басок. Вера Петровна быстро отскочила в сторону. -- Это что такое? -- продолжал студент, потому что это, конечно, был он... -- Туман, сырость, разве можно ночью на реке рассиживать! Ай-ай-ай! Ай да тетечка! Вот я все дядечке напишу. Спать, спать, спать! Нечего, нечего! Аркадий Николаевич, гоните ее спать. Застудит живот и схватит холеру.
-- Да я иду, да я же иду, -- дрожащим голосом бормотала Вера Петровна.
-- Так рисковать! -- не унимался студент. -- Сырость, туман!
-- Да вам-то какое дело? -- обозлился Платонов.
-- Как какое? Мне же перед дядечкой за нее отвечать. Да и поздно. Спать, спать, спать. Я вас, тетечка, провожу и буду всю ночь у двери дежурить, а то вы еще снова выскочите и непременно живот застудите.
Утром, после очень холодного прощанья ("Она еще на меня же и дуется", -- недоумевал Платонов), Вера Петровна сошла с парохода. Вечером легкая фигурка в светлом платьице подошла к Платонову.
- Вы печальны? -- спросила она.
-- Нет. Почему вы так думаете?
-- А как же... ваша Вера Петровна уехала, -- зазвенел ее голос неожиданно дерзко, точно с вызовом. Платонов засмеялся: -- Да ведь это же тетка вашего приятеля, холерного студента. Она даже похожа на него -- разве вы не заметили? И вдруг она засмеялась, так доверчиво, по-детски, что ему самому стало просто и весело. И сразу смех этот точно сдружил их. И пошли душевные разговоры. И тут узнал Платонов, что капитан -- отличный человек и обещал отпустить ее осенью в Москву учиться.
-- Нет, не надо в Москву! -- перебил ее Платонов. -- Надо в Петербург.
-- Отчего?
-- Как отчего? Оттого, что я там!! И она взяла его руку своими худенькими ручками и смеялась от счастья. Вообще ночь была чудесная. И уже на рассвете вылезла из-за трубы грузная фигура и, зевая, позвала: -- Марусенок, полуночница! Спать пора. Это был капитан. И еще одну ночь провели они на палубе. Луна, подросшая, показала Платонову огромные глаза Марусеньки, вдохновенные и ясные.
-- Не забудьте номер моего телефона,-- говорил он этим изумительным глазам. -- Вам даже не надо называть своего имени. Я по голосу узнаю вас.
-- Вот как? Не может быть! -- восхищенно шептала она. -- Неужели узнаете?
-- Вот увидите! Разве можно забыть его, голосок ваш нежный! Просто скажите: это -- я. И какая чудесная начнется после этого телефона жизнь! Театры, конечно, самые серьезные, ученые лекции, выставки. Искусство имеет огромное значение... И красота. Например, ее красота... И она слушала! Как слушала! И когда что-нибудь очень ее поражало, она так мило, так особенно говорила: "Вот как!" Рано утром он вылез в Саратове. На пристани уже ждали его скучные деловые люди, корчили неестественно приветливые лица. Платонов думал, что одно из этих приветливых лиц придется уличить в растрате, другое -- выгнать за безделье, и уже озабоченный и заранее злой стал спускаться по трапу. Случайно обернувшись, увидел у перил "ее". Она жмурилась сонным личиком и крепко сжимала губы, словно боялась расплакаться, но глаза ее сияли, такие огромные и счастливые, что он невольно им улыбнулся.
