На пресс-конференции Александр Карелин валял дурака.
Впрочем, если судить по протоколам соревнований, дурака он валял и на ковре. А что еще можно подумать, если в четырех схватках из пяти он победил досрочно: за полторы минуты отправил отдыхать канадца Эндрю Бородоу, за две с небольшим - кубинца Россела Меса. На румына Иона Григораша ушло 15 секунд. В финале же чемпион мира, двадцатикратный чемпион Швеции Томас Юханссон продержался не дольше канадского борца. И только финна Юху Ахокаса наш борец победил по баллам.
После того, как золотая медаль была, наконец, торжественно водружена на шею российского борца, Александр в ранге уже двукратного олимпийского чемпиона солировал перед диктофонами и камерами в окружении почти исключительно западных журналистов.
- Какой медали вы больше радовались - сеульской или барселонской?
- Конечно же, этой. Радоваться в Сеуле у меня совершенно не было сил. А здесь и не напрягался особенно, но Олимпийские игры есть Олимпийские игры. Выиграл - значит, герой.
- Расскажите о ваших ощущениях во время финальной схватки.
- А что рассказывать? Как боксеры говорят: я его - тюк, он меня - тюк. Я его - тюк, и попал.
- Вы не устали от побед?
- Я слишком хорошо помню все свои поражения, особенно последнее - в 1987 году на чемпионате СССР. Поэтому победы надоесть мне не могут.
- Когда вы в последний раз проигрывали иностранным борцам?
- Ни разу в жизни.
- Правда, что вы пишете стихи?
- Я бы не стал называть то, что я пишу, стихами.
- Говорят, вас приглашали сниматься в Голливуд?
- Говорят.
- И уже назначены пробы?
- Пока нет.
- Но у вас есть агент?
- Думаю, что это не имеет никакого отношения к Олимпийским играм.
- Можно узнать, какую роль вам предложили?
- Играть бородавку на лице динозавра… * * * В борцовский зал я попала в тот день случайно. Кто-то из коллег принес мне прямо в бассейн записку от руководителя бригады «Спорт-Экспресс» в Барселоне Владимира Гескина: «Сразу после заплывов постарайся успеть на борьбу. Это барселонский институт физкультуры - соседнее с бассейном здание. Сегодня должен выиграть Карелин. Никто из наших туда физически не успевает, так что вся надежда на тебя…» Это был приказ. Проклиная все на свете, - позднее время, Гескина, американцев, выигравших у России комбинированную эстафету в плавании и порядком подпортивших настроение всем российским болельщикам, - я, сломя голову, помчалась в соседний зал, судорожно вспоминая на бегу, что мне известно о греко-римской борьбе.
В голову навязчиво лез один-единственный эпизод. В конце восьмидесятых я погнала на сервис свою «Ниву». Эти модели тогда обслуживала одна-единственная станция в Москве, поэтому приезжать следовало как можно раньше.
Очередь я заняла одной из первых, но въехать на территорию мне никто не позволил . Мимо по отмашке того или иного автослесаря в ворота периодически заезжали другие машины. После пяти или шести часов ожидания я не выдержала – заплакала, усевшись прямо на тротуарный бордюр и уткнувшись лицом в колени.
В этот момент на плечо легла тяжелая рука: - Почему плачешь? Я подняла голову и увидела молодого, коротко стриженного лысоватого парня в такой же, как в тот день была на мне, тренировочной куртке с буквами «СССР». Уши у него были сломаны, глаза метали смешливые чертики. Он бросил взгляд на мою машину и сразу все понял.
- Перестань, нашла из-за чего расстраиваться! Сейчас разберемся.
Вместе мы поднялись на второй этаж. Незнакомец постучал в дверь с надписью «директор», пропихнул меня внутрь мимо секретаря, усадил в массивное кожаное кресло и повернулся к хозяину кабинета: - Запомни эту девочку. У нее не должно быть никаких проблем… Ни-ка-ких.
Директор понимающе кивнул, нажал на кнопку селектора, одновременно протягивая руку в мою сторону: «Ключи, пожалуйста. Может быть, выпьете чаю? Или кофе?» Все происходящее казалось чем-то совершенно нереальным. Я успела лишь услышать, как за спиной распахнулась дверь, прицельным броском мои ключи были переправлены в чьи-то руки, и дверь захлопнулась снова. Было ужасно стыдно от ощущения, что щеки измазаны потекшей от слез тушью, поэтому, отказавшись от чая и пробормотав какие-то слова благодарности, я поспешила ретироваться. И первое, что увидела, спустившись в общий зал – как с моей машины, уже висящей на подъемнике, снимают колеса.
Через два часа ремонт был закончен. Я было достала деньги, но мастер покачал головой: «Не нужно. Все уже заплачено».
Лишь тогда до меня, наконец, дошло, что я даже не спросила у парня, как его зовут. А несколько недель спустя увидела его фотографию в газете «Советский спорт». Это был Михаил Мамиашвили, олимпийский чемпион Сеула по греко-римской борьбе... * * * На финальную схватку тяжеловесов я-таки опоздала. Мое появление на трибуне совпало с заключительным карелинским броском и грохотом, с которым рухнуло на помост массивное тело соперника. Впору было растеряться: по расписанию финальная схватка должна была только начинаться, но по всему выходило, что она уже закончена. Оставалось идти на пресс-конференцию. Уже там выяснилось, что ни одного российского журналиста в зале нет. Вот герой и дурил голову иностранцам… Дождавшись появления поблизости волонтера, я взяла у него микрофон: - Александр, можно еще один вопрос? Карелин резко повернул голову на звук русской речи, вглядываясь в затемненный полукруглый амфитеатр, где располагались журналисты.
- Вы дважды были знаменосцем сборной на Олимпийских играх… Он изменился в лице. И неожиданно тихо, севшим голосом, скривив губы в недоброй ухмылке, чуть ли не по слогам произнес: - Вот, значит, как… В больное место… Правда, тут же взял себя в руки. - Это слишком длинная тема. Вряд ли она подходит для обсуждения на пресс-конференции. Еще вопросы, господа?
Я все-таки подошла к нему после. Представилась. Извинилась за неприятный вопрос. И, тем не менее, переспросила: - И все-таки, о чем вы думали, когда несли этот проклятый белый флаг? - Понимаете, в Сеуле я нес знамя великой страны. А сейчас… Да и судят нас здесь, сами видите, как бродяг. Без роду и племени… - Уехать тренироваться за рубеж и выступать за какую-нибудь другую страну вам не предлагали? - Много раз. Только я не хочу. Мне нравится дома. Не нравится та система ценностей, к которой нас приучали всю жизнь. А страна нравится. Возможно, я излишне сентиментален, но уехать из России я, видимо, не смогу никогда… Говорили мы тогда долго. Карелин отправился было в комнату допинг-контроля, но, каким-то образом договорившись с врачами о часовой отсрочке, вновь вышел в коридор, где лежали тренировочные борцовские ковры. Сел рядом со мной на пол. И едва заметно повел взглядом в сторону дверей, за которыми скрылся совсем маленький парнишка с горестно поникшими плечами в форме Объединенной сборной.
- Видели? Алик Тер-Мкртчан. Плачет. У него серебро, а он – плачет… Великая советская школа. А вы меня спрашиваете – что я чувствовал… На улицу я вышла во втором часу ночи. Метрах в ста от стадиона на абсолютно пустой, необъятного размера площади, за столиком давно закрытого кафе сидели тренеры олимпийской сборной. На столе виднелись пластиковые стаканчики, бутылка водки, черный хлеб, нарезанное крупными ломтями сало. Все еще переполняемая эмоциями я двинулась в их сторону, заорав во весь голос: - Ребята!!! Поздравляю с победой!!!
И остолбенела, подойдя: …Короткая стрижка… Сломанные уши… Смеющиеся глаза… - Ну, что стоишь, присаживайся, - хрипловато прозвучал знакомый голос. Машинка-то, как? Бегает?.
