«Просвещение – это победа человеческого духа над несовершенством, в котором добровольно пребывает человек» Эммануил Кант, 1783 год В ту же осень, когда мне исполнилось 17 лет, я поступил в университет McGill. Один из моих учебных курсов назывался Французская цивилизация. Его вёл саркастичный, но постоянно вдохновляющий нас профессор Морис Работэн. Он изменил мою жизнь. Я вдруг стал интересоваться французской литературой и театром. А вместе с этим пробудился интерес к французским певцам, французской пище и общей атмосфере французской культуры. Я неожиданно столкнулся с реальным языком и реальными людьми. Наш преподаватель был настоящим французом, а не англоязычным учителем французского языка, как это было в школе. Теперь мы читали тексты из настоящих французских книг, а не из французских учебников, специально подготовленных для изучающих язык.
Может быть потому, что это было новым для меня, французская культура показалась мне более свободной и непосредственной, чем англоязычная северо-американская культура, в которой я вырос. Это был непривычный для меня новый мир. Я вдруг действительно захотел изучить французский язык. Я посещал французский театр, у меня появились франкоязычные друзья, я начал читать французские газеты и слушать французское радио. Я стал понимать проблемы, которые волновали моих франкоязычных земляков. Благодаря участию в разнообразных встречах и дискуссиях мои знания французского языка естественным образом улучшились. Я также начал осознавать устремления и поводы для беспокойства франкоязычных квебекцев.
Приблизительно 6 миллионов франкоязычных квебекцев являются потомками нескольких десятков тысяч французских поселенцев 17 века. Постепенно они превратились в консервативное и занятое своими внутренними проблемами общество. Это явилось интуитивной самозащитой от все усиливающегося влияния англоязычной Северной Америки. Французский язык и католическая религия стали краеугольными камнями их самоидентичности.
Консервативное отношение к образованию и современному обществу поставили их в невыгодное положение в конкуренции с англоязычными канадцами даже внутри их собственной провинции Квебек. Конечно, англоязычное меньшинство в Квебеке было только радо использовать эту слабость, чтобы получить преимущество во всех сферах экономической деятельности. Франкоязычные квебекцы стали гражданами второго сорта в своём собственном доме, хотя они и продолжали контролировать политическую сферу. Самым больным местом был низкий статус французского языка. Стартовав в 1960 году, все возрастающее националистическое движение, основанное на борьбе за права французского языка и на конструктивной программе секуляризации, модернизации и политической активности, привело к значительным переменам в провинции.
Большинство этих перемен было позитивным, несмотря на отдельные случаи чрезмерной защиты французского языка. Франкоязычное общество в Канаде, и в Квебеке особенно, имеет свои специфические черты. Усилия по сохранению своей культурной идентичности были оправданы. Новые иммигранты присоединяются сейчас к этому французскому сообществу и привносят туда свежее влияние, точно так же, как иммигранты, присоединяющиеся к англоязычной Канаде, постепенно изменяют ее лицо.
Французский язык был первым языком, который я начал изучать серьёзно. Я не знал точно, какой степени беглости я сумею достичь. Я не могу сказать, что я был вполне уверен, что смогу говорить по-французски почти так же, как и люди, для которых он родной язык. Эта уверенность придёт позже. Намного позже, когда я начал изучать другие языки, я уже точно знал, что смогу выучить их, чтобы говорить настолько бегло, как я хочу. Когда вы овладеете одним новым языком, вы приобретаете уверенность, необходимую для овладения другими языками. Вы выстраиваете свою уверенность шаг за шагом, пока вы учите новый язык.
Я стал бегло говорить по-французски, отказавшись от традиционного подхода в постепенном совершенствовании знаний по грамматике. Любое такое совершенствование не является самоцелью, только само общение может являться ею. Изучение языка перестало доставлять недовольство. Я читал, что я хотел, даже если я не всё понимал при этом. Я говорил с людьми, которые были интересны мне, борясь за то, чтобы понять и быть самому понятым. Прежде всего я старался найти ключ к новой культуре. Я также начал высоко ценить саму мелодику и структуру нового языка. Когда вы переходите от невольного сопротивления всем «странностям» нового языка к осознанному пониманию его уникальных способов выражения и построения фраз, вы вступаете на путь, чтобы стать настоящим лингвистом.
