Игры в Сиднее долго будут помниться российским болельщикам двумя драматическими событиями. Поражениями четырехкратного олимпийского чемпиона в плавании Александра Попова и трехкратного - борца Александра Карелина.
С точки зрения большинства россиян, эти двое не могли проиграть. Ни при каких обстоятельствах. Почему? Наверное, потому, что слишком долго с именами Попова и Карелина были связаны самые светлые и святые для любого русского человека понятия. Патриотизм, гордость за державу. Страна прекрасно помнила и чудовищное ножевое ранение пловца после Игр в Атланте, после которого он совершил невероятное, вернувшись в спорт и выиграв в очередной раз чемпионат мира, его мировой рекорд этим летом, который как бы заведомо давал гарантию успеха в Сиднее. Помнила и невероятное мужество борца, выигравшего третью для себя Олимпиаду всего через три месяца после тяжелейшей травмы.
Уверена, что накануне Сиднея, когда олимпийская лихорадка невольно охватила весь мир, множество даже далеких от спорта людей в России рассуждали в душе примерно одинаково: «Пусть мы нищие и полуголодные, зато у нас есть Карелин и Попов. И вы встанете, господа, когда в их честь зазвучит российский гимн».
ШОК ГОСУДАРСТВЕННОГО МАСШТАБА Реакция на поражение возведенных в ранг небожителей спортсменов была ошеломляющей. Глобальное чувство - растерянность. И глубочайшее сострадание. Но находились и такие, чьей первой реакцией было желание растоптать, развенчать, обвинить во всех смертных грехах. Попову вспомнили отъезд из России в Австралию, приравняв его чуть ли не к предательству Родины. Карелину - увлечение политикой и выборы в Госдуму.
Ничего непредсказуемого в этом, впрочем, не было. Человечеству всегда было свойственно мстить кумирам за то, что те не оправдали его надежд. Так было в Германии, по отношению к двукратной олимпийской чемпионке фигуристке Катарине Витт, проигравшей Олимпиаду в Лиллехаммере. Тогда же в жернова журналистской анафемы попал другой олимпийский чемпион - американец Брайан Бойтано, вернувшийся в любительский спорт, чтобы отстоять титул чемпиона Игр-88, но так и не сумевший это сделать.
Так было всегда. Просто никогда еще до такой степени не затрагивало сердца россиян. Прежние олимпийские поражения (чего стоит хотя бы неудача в Монреале-76 легендарной гимнастки Людмилы Турищевой!) случались на неизменно-победном фоне выступлений великого и могучего СССР. Посему и воспринимались не так болезненно. Нами. Проигравшие переживали собственные трагедии в одиночку.
ТАЙМ-АУТ СУДЬБЫ «Олимпиада - самое непредсказуемое и самое, быть может, подлое соревнование на земле, порой возносящее до небес Бог знает кого и убивающее - великих», - написала однажды моя коллега Ольга Линде. Иногда с этим трудно не согласиться. Олимпиада - действительно странное соревнование, где в высшей степени случайными кажутся иногда и победы, и поражения. Игры - пожалуй, единственное мероприятие, где чемпионом может стать любой из доброго десятка спортсменов, а вовсе не признанный лидер. И это - в порядке вещей. Точнее всего на этот счет высказался, пожалуй, участник четырех Олимпиад американский конькобежец Дэн Дженсен: «Судьба золотой олимпийской медали редко решается в единоборстве с соперником. Побеждает тот, кто лучше других может справиться с самим собой».
Олимпиада никогда не отдает долгов. Их приходится вырывать у нее с мясом и кровью. Будь иначе, спринтерское конькобежное золото Лиллехаммера наверняка поделили бы между собой двое - Дженсен и Игорь Железовский. За годы выступлений оба успели снискать себе репутацию величайших неудачников в истории Олимпиад.
Железовский должен был победить еще в 88-м, в Калгари. На тот момент ему принадлежали все мировые рекорды в спринте. Но спортивная судьба распорядилась иначе. Лед олимпийского катка оказался слишком быстрым. Настолько, что на всех трех спринтерских дистанциях мощного, тяжелого Игоря выносило на каждом вираже на лишние десятки метров. Будь до старта побольше времени, тренеры, возможно, успели бы что-то придумать: по-другому поставить лезвия, изменить заточку коньков. Вот только времени на это не оказалось.
Через год на чемпионате мира в Херенвене Железовский словно брал реванш, остервенело устанавливая еще более невероятные рекорды. Потом он скажет, что ни одну из своих побед не променял бы на олимпийскую. Но то заведомо было неправдой. Скорее, способом защитить свою собственную психику от вопроса, на который почти никогда не удается найти ответ: «Почему, будучи так силен, я не сумел выиграть главный старт жизни?» На Играх в Альбервилле минчанину снова не повезло. Конькобежцев поселили на высокогорье, вместо того, чтобы обосноваться в долине возле катка. Высота и сыграла фатальную роль. По воспоминаниям олимпийского чемпиона Калгари Николая Гуляева, спортсмены теряли сознание, стоило лишь нагнуться для того, чтобы зашнуровать конькобежные ботинки. На дистанции и вовсе не отдавали себе отчет в том, что происходит. Сил хватало лишь на первые сто метров. Дальше накрывало тягучим ватным кошмаром.
В Лиллехаммер Железовский ехал, понимая, что у него остался последний шанс. Он был уже далеко не так хорош, как четыре и два года назад, по-прежнему любил повторять, что никакая олимпийская медаль не сравнится с лавровыми венками выигранных им мировых чемпионатов, и все-таки надеялся (не мог не надеяться, иначе не остался бы в спорте еще на два года) на высшую справедливость. Ту самую, которая на Олимпийских играх так часто берет необъяснимый, с точки зрения здравого смысла, тайм-аут.
На это же надеялся Дженсен.
На своих первых Играх в 84-м в Сараево американец был абсолютно счастлив, заняв четвертое место на дистанции 500 метров. В Калгари он ехал побеждать, не подозревая, что в день старта на 500 метров ему позвонят из дома, чтобы сообщить, что состояние его старшей сестры, которая была больна лейкемией, резко ухудшилось. Джейн успела услышать слова брата, что он побежит для нее. Но так и не увидела забега, в котором Дженсен упал. Точно так же через два дня он упал на «тысяче».
Четыре года спустя в Альбервилле Дэн стал четвертым на «пятисотке», споткнувшись на последнем вираже. И остался 26-м на второй дистанции, попросту утонув в раскисшем из-за теплой погоды льду.
Несмотря на поражения на Играх, Дженсена по-прежнему называли великим спринтером. Вот только сам он уже в Лиллехаммере сказал: - Слушать это - слабое утешение. Здесь для меня не существуют никакие былые победы и рекорды. Только одна мысль: что я более десяти лет пытаюсь достичь главной цели, а на самом деле, если разобраться, все, чего добился на Олимпийских играх, это два четвертых, шестнадцатое и двадцать шестое места. И падения... В первом забеге Лиллехаммера на 500 метров Дженсен упал снова. На трибуне американские болельщики пытались подбадривать (с плохо скрываемым состраданием) его жену Робин. Она же, трясущимися руками сжимая картонный стаканчик с кофе, вдруг сказала сквозь слезы: «Я ужасно боюсь, что, когда все закончится, Дэн так и не сможет забыть эти проклятые коньки. И всю жизнь будет мучаться от мысли, что он - неудачник. А мужчина не должен жить с таким чувством. И не должен позволять женщине себя жалеть. Даже самой близкой женщине».
Робин не знала тогда, что ее муж уже принял решение: старт на 1000 метров станет для него последним в карьере. Чем бы не закончился забег.
- Я понял, что не имею права и дальше испытывать нервы своих близких, - объяснит он после. - Когда я выступаю, то не могу думать ни о чем, кроме соревнований: ни о жене, ни о дочери. Я в прямом смысле их просто не вижу, не слышу, что они мне говорят. И накануне последнего старта вдруг совершенно отчетливо понял, что когда-нибудь могу просто остаться один. Ради чего? Ради медали, которую скорее всего мне так и не придется подержать в руках?
Он все-таки выиграл. Финишировал первым, несмотря на то, что по ходу дистанции спотыкался, чуть не падая, дважды. Вторым стал Железовский. Усмехнулся, по обыкновению, в телекамеры: «Что ж, видно не судьба...» Что на самом деле творилось в душе спортсмена, лучше других понимал в тот момент лишь Дженсен. Их с Игорем судьбы переплетались в спорте так часто, что они стали почти друзьями. Свидетельством тому - письмо Дженсена, присланное сопернику через несколько месяцев после Олимпиады: «Прости меня, Игорь, за то, что я выиграл...».
